Нашедшие Путь - Александр Левин

– А с дополнительным куплетом – нормально получилось, – задумчиво проговорил Борис, – какой-то новый смысл появился… И всё же: не нравится мне, когда Высоцкого коверкают.

– Мне тоже не нравится, когда Высоцкого коверкают, но у меня – своё восприятие.

– У Михаила Евдокимова – тоже было своё восприятие, но в его исполнении песни Высоцкого звучали великолепно.

– Ну ты сравнил!.. Евдокимов был артистом, к тому же – уникальным артистом, да и вообще… убили уже его… Короче, если не нравится… на, – Алексей протянул гитару Борису.

– Да ладно, – Борис слегка оттолкнул гитару, – давай лучше что-нибудь своё, а потом – я.

– Уговорил… А рюмки-то уже давно пустые, – Алексей привстал и потянулся за бутылкой.

– Я налью, – перехватил инициативу Борис, – а ты давай, давай.

– Даю, даю:

Проходят дни, уходят годы;Их ни на миг не удержать;А я хочу: сквозь непогодуСорваться с места и бежатьТуда, где я был глуп и молод,Где всё пока-что впереди,В душе – не поселился холод,Поют – печальные дожди…И там мечты мои – чудесны,Передо мною – целый мир,И жив, хотя мне не известен ещё,Мой будущий кумир…Я бы не взял с собой печали,Но весь свой опыт захватилТуда, где всё – ещё в начале,И я бы, не жалея сил,Не упуская ни мгновенья,Напрасно б не прожил и дня:Возможности и вдохновениеНе ускользнули б от меня,Я бы сумел собой заняться,Перекроить судьбу свою…А нынче… мне б лишь – не сорваться,Лишь удержаться на краю.

– Ну «мра-ак»! – подытожила Катя. – Умеешь тоски нагнать.

– Всё-то вам не ладно… На, держи, – Алексей отдал гитару Борису. – Завтра на работу?

– Да, – завтра.

– Какое-то плохое у меня предчувствие в связи с этими переменами, – выдавил Алексей, потягивая вино.

– Ну что ж теперь?.. Я уже забыл, когда у меня были хорошие предчувствия, – Борис ударил по струнам. – И вообще:

Я не люблю играть в футбол… на минном поле,Это – как будто – выживать в родной стране;К тому же, этому – совсем не учат в школе…Кому-то дали нужный навык, но не мне.Ищу совета в притчах Нового Завета,В песнях Высоцкого и в Пушкинских стихах;Но вот ответ митрополита Филарета,Что дан был Пушкину, мой обнажает страх…Я существую как бы впопыхахИ день за днём всё ниже опускаюсь…В своём «отчёте о проделанных грехах»Я только снова согрешу, но не покаюсь…Я, гражданин Отечества худой,Небесного – и вовсе не достоен;И занят я – какой-то ерундойВсю жизнь свою… Бес за меня спокоен…Поляну вижу, где красивые цветы —Словно крестов церковных позолота.Я опускаюсь как в цветы – в мечты,Не распознав кувшинки и болото…Не вразумил меня святитель Филарет:Мне всё же ближе «Дар напрасный, дар случайный…»Да ведь и Пушкин – тоже выбрал пистолет,Как будто был ведом какой-то силой тайной…Смаковниц нет, за то полно дубов и лип…И я не понимаю – почему…Себе знал цену, а в болото влип…Но по делам своим – достойное приму.

– И этот – туда же!.. – со вздохом выдала Катя. – Мало того, что в «шараге» всё хреново до предела, так ещё и у вас тут – сплошной упадок… Уйду я от вас.

Ночью прошёл дождь. Перепрыгивая в темноте через лужи,

Борис несколько раз помянул крепким словом городские власти за отвратительное освещение улиц, однако вскоре приноровился и уже почти перестал бояться переломать ноги перед первым же рабочим днём. «Что-то затянулось время потерь и неудач, – думал Борис, – очень затянулось; надо как-то всё изменить».

Перед заводоуправлением асфальт оказался почти без выбоин и луж;

Борис решил сделать небольшую пробежку. Обгоняя, спешащих на работу, людей, он вдруг заметил хорошо знакомый силуэт и осторожно окликнул:

– Романыч, ты что ли?

Идущий впереди обернулся:

– Здорово, Борис!.. Ты обратно к нам?

– Ну да. Привет, – Борис протянул руку.

– Хорошо… Может, теперь работа пойдёт нормально.

– Из-за меня-то?.. Ну ты скажешь тоже, Егор Романович!

– Боря, я серьёзно… После твоего ухода – у нас, считай, одни алкаши остались.

– Как так?.. А ребята?..

– А ты не знаешь?.. Витьку – тоже посадили, Серый – помер, Толяна – покалечили, оба Игоря – уволились, а остальные – спиваются потихоньку… Зарабатывать меньше стали… Но это – не только из-за пьянки: хозяева у завода сменились; то, что прежние украсть не успели, – то нынешние «подчищают».

– А «прессуют» -то как и прежде?

– Если не «круче»… Да вон гляди: некрологи-то висят.

Увидев перед проходной два некролога, Борис воскликнул:

– Постой, Романыч!.. Гляди: это же Пашка Крыласов!

– Видел уже.

– Он же года на три моложе меня!

– Попробуй столько же нервы с начальством «повыматывай», да поработай на износ, да попей каждый вечер как он!.. Долго протянешь?!

Потрясённый увиденным, Борис молча прошёл через проходную, но вдруг вспомнил, что хотел узнать про зал:

– Романыч, а где зал, в котором ребята занимались?

– Какой зал?.. А, ты про свой «мордобой»… Я не в курсе, – не интересуюсь… Показушные соревнования начальство устраивает где-то; меня, слава Богу, не трогают, – староват… Молодых поспрашивай… Правда, теперь и молодые только одним видом спорта интересуются – «литроболом»; а всё остальное: принудиловка под угрозой увольнения.

Алексей

Не обращая внимания на темноту, Алексей размеренно бежал привычным путём, обгоняя редких прохожих. Заметив издали в свете фонаря Катю, он, тем не менее, позволил ей себя «напугать».

Девушка уверенно вцепилась в руку Алексея и, взглянув в его глаза, спросила:

– Испугался?!

– А если бы в темноте перепутала и напала бы на кого-то другого?

– Я?! Перепутала?!. Прикалываешься что ли?.. Кошки в темноте хорошо видят… А ты ведь меня тоже увидел?.. Волч, а Волч?.. Волки тоже в темноте хорошо видят, – Катя повисла на руке Алексея.

– Уже скоро к «шараге» подойдём. Как бы опять директор или кто-нибудь из холуёв – нас вместе не увидели.

– Да наплевать на них! Их комплексы неполноценности – это их личные проблемы.

– Однако они не упустят возможности в очередной раз отыграться на ком-нибудь за собственную ущербность… Тебе в прошлый раз что сказали?

– Мне омерзительно-вежливо напомнили, что я ещё не получила диплом.

– Они ведь, действительно, могут сделать какую-нибудь гадость. Были случаи, когда некоторым слишком свободолюбивым студентам снижали оценки на экзаменах. Сам много раз наблюдал это паскудство; как-то даже возмутился, высказал своё мнение.

– Да?! А они как отреагировали?

– Сразу переключились на меня: попытались высмеять, унизить. Особенно Авоськина старалась; видимо, хотела выслужиться перед директором.

– Тебя, вроде, «заклевать» не так-то просто.

– На их насмешки мне наплевать; однако тогда я окончательно убедился, что не в состоянии кого-либо защитить.

– А студенты сами никогда не пытались как-то защищаться?

– Фактически, нет… «Огрызались», правда, многие, но… пустое всё это.

– А, по-моему, если хорошенько во всём разобраться, то весь этот «гадюшник» вполне можно было бы разогнать, а кое-кого – даже и посадить.

– Да, – для этого хватило бы одних только финансовых махинаций, которые они проворачивают, выдавая студентам какие-то «левые» деньги под роспись и тут же забирая их обратно.

– А поборы на всякие там «ремонты» и тому подобное! – возмущённо добавила Катя.

– Да, но кто же решится от своего имени написать на них в прокуратуру?.. Говорят, правда, что анонимки писали; но их ведь не рассматривают. А если подсчитать, – сколько украдено за все годы существования училища, опросив и бывших студентов, и нынешних, да сверив всё это с документами, – директора точно можно было бы сажать, да и Носову – как пособницу.

– Да… – Катя тяжело вздохнула. – Скорей бы уже окончить этот «дурдом» и постараться забыть его как страшный сон.

– Похоже, что все студенты думают приблизительно так же: в начале учёбы – ещё не понимают куда попали, а года через полтора, когда сбегать, вроде, уже поздно – времени потерянного жалко, начинают надеяться, что как-нибудь смогут отмучаться… Однако, мы уже подходим.

– Ну ладно, увидимся ещё, – Катя отбежала в сторону и присоединилась к группе студентов.

Алексей ускорил шаг, вошёл в здание училища и направился в свой кабинет, где, не включая освещение, сел, закинув ноги на край стола, и задумался. В его жизни за последние годы произошло так много самых разных событий, что периодически возникало желание остановиться, всё проанализировать и осмыслить. Преподавательская работа, вопреки ожиданиям Алексея, отнимала значительно больше времени, чем работа врача; к тому же, большая часть новой работы казалась ему абсолютно бессмысленной, поскольку направлена была не столько на обучение студентов, сколько на формирование имиджа директора. Задолго до своего прихода в училище Алексей многократно слышал отрицательные отзывы об этом заведении от тех, кто так или иначе соприкасался с его деятельностью: это были и едкие усмешки по поводу лизоблюдства и показухи, и сочувствие в адрес студентов. Собственные впечатления, однако, в первые же месяцы работы превзошли все самые худшие ожидания. Никогда раньше Алексей не попадал в коллектив на столько пропитанный холуйством, лицемерием, завистью. Раболепство сотрудников перед директором вызывало у Алексея нарастающее отвращение. Тем не менее у новой работы была и положительная сторона: Алексей впервые на столько близко познакомился с представителями молодого поколения и с удивлением обнаружил, что многие из них оказались вовсе не такими плохими, как ему казалось ранее, с некоторыми даже завязались дружеские отношения.